еще одно последнее сказанье...

[sakurakiss]

и летописец выйдет покурить...

сие творение, которое я трудолюбиво (Мир! Труд! Май!) мучила все праздники, требует некоторых разъяснений. Я вполне осознавала, что, благодаря незабвенному Моисееву, русско-говорящая аудитория несколько неадекватно реагирует на словосочетание "голубая луна". Спешу вас заверить, что эпизодически встречающееся здесь выражение, "однажды под голубой луной" приблизительно равняется нашему "после дождичка в четверг" или "когда рак на горе свистнет" и является описанием некоего астрономического явления, более подробно описанного в самом фике. Во как)

Название: Однажды под голубой луной
Автор: Born-Of-Elven-Blood
Переводчик:  Рил
Муза: [J]Акустик[/J]-семпай, (ныне не только муза, но и глас разума)
Рейтинг: PG-15
Жанр: романс
Пейринг: Хикару/Каору
Права: все в этом мире принадлежит Толкиену, Роулинг и японцам. (с)
Разрешение на перевод: получено
Предупреждения и прочее: Если не учитывать чудовищного названия очень красивый фик (который мне, кажется, удалось испортить...).

Однажды под голубой луной

Однажды под голубой луной

В лунном свете все становится мягче и четче одновременно. Когда тени становятся длиннее и глубже, незначительные детали исчезают во мраке, оставляя на виду лишь обнаженный костяк. В лунном свете проявляется истинная суть вещей.

Там, за окном был сверчок. Он продолжал трудолюбиво пиликать часы напролет. Хикару нравилось думать, что именно поэтому он продолжает лежать без сна, пока его глаза оставались непоколебимо бодрствующими под ровный ритм дыхания его близнеца.

Каору лежал к нему спиной. Хикару смотрел, как лунные лучи, просачивающиеся сквозь занавески, заставляют изящные обнаженные плечи и спину его брата сиять неземным светом. Иногда он двигается во сне, его движения медленны и ленивые, как у потягивающейся кошки. Его лопатки двигаются под кожей, и лунный свет танцует, очерчивая линии мускулов, а его кожа гипнотически мерцает.

Хикару ловит себя на размышлениях о том, каково оно на ощупь, то местечко прямо над лопаткой Каору, так заманчиво мерцающее, белее алебастра в свете луны. Такое ли оно мягкое и гладкое, каким кажется?

Тем не менее, это совершенно точно не то, что не дает ему уснуть. И просто чтобы доказать себе это, он медленно, так медленно тянется, и проводит одним пальцем по выступающей грани лопатки, осторожно, чтобы не разбудить брата. Мягкое, да, и гладкое, знакомое. Такое же, как и во все бессчетные ночи, когда лунный свет пробирался сквозь занавески, чтобы поиграть на кровати, которую они делят на всем протяжении их жизней.

Оно совсем не отличалось.

Не заметно было никакой разницы.

Оно было совершенно другим.

Ему совершенно не нужно было так медлить перед тем, как коснуться своего брата, соей второй половины, как он касался сотни раз раньше, в игре ли, в дурашливой ли борьбе, или в игре с хрупкими женскими сердцами. Почему же это, легкое, как перышко, прикосновение кажется настолько запретным? Настолько, что Хикару часами лежит без сна под неумолчное пиликанье сверчка, чтобы набраться храбрости и сделать это?

Это и не давало ему спать? Хикару не хотелось бы так думать. И просто чтобы доказать себе обратное, он наклоняется, медленно, так медленно и касается губами того самого манящего местечка прямо над лопаткой. Под его губами оно кажется еще нежнее.

А потом он отворачивается, закрывая глаза. Сверчок все еще поет свою серенаду, но почему-то это вовсе не кажется таким раздражающим, как раньше. Хикару больше не думает об этом, проваливаясь в сон.

-

Еще одна ночь, еще один сон, но всегда ты…

-

Каору вздрогнул. Несмотря на одеяла и жар тела, ему холодно. Вот почему он лежит без сна и тяжелым взглядом следит за лучами луны, скользящими по потолку, чтобы не смотреть, как они скользят по обнаженной груди Хикару. Или как они очерчивают линии его носа и скул, создавая мягкое и четкое незнакомое видение знакомого лица спящего. Или как они создавали странное сплетение теней в ладони его брата, просачиваясь между его чуть согнутыми пальцами, словно чья-то рука, вложенная в руку его близнеца.

Он не хочет смотреть на это. Совсем. Потому что если он посмотрит снова, как уже посмотрел сквозь туман, заполнявший полу-разбуженный разум получасом раньше, внезапно проснувшись, то, как он отлично знает, ему очень сильно захочется смотреть.

Он совершенно точно не хочет этого. Ему просто холодно, вот почему он лежит без сна, глядя, как лунный свет ложится на белый потолок. И раз он не хочет смотреть, ему совершенно точно не хочется прикасаться к Хикару так, как делает это лунный свет. Это совершенно ясно.

Он снова вздрогнул.

Почти – почти – самовольно, его рука, до того прижатая к боку, скользнула вверх по груди, по шее, минуя линию подбородка, пока его пальцы не закрыли его собственное лицо. Он ощупью изучал собственные черты, неуверенно, осторожно, словно прикасался не к собственному лицу, а к лицу кого-то незнакомого.

Подушечки пальцев скользили по щекам, вниз вдоль носа, вдоль выпуклости его нижней губы, вверх по скуле, вокруг раковины уха. Потом дальше, по линии мускулов на шее, что привела его пальцы к ключицам. Его рука двинулась дальше, вниз по груди, большой палец задел возбужденный сосок. Возбужденный, потому что ему холодно, напомнил он себе. Его руки выводили странные узоры на груди и животе, рисовали маленькие круги вокруг пупка.

Он мог делать это, потому что это его собственное тело. Ему не нужно оправдывать это, ни перед самим собой, ни перед кем-либо еще.

Ему не нужно думать о том, что его тело совершенно идентично с телом Хикару. Так же, как не нужно думать о том, что его руки так же совершенно идентичны с руками Хикару.

Он и не будет думать об этом. Потому что если он все-таки подумает, он начнет желать чего-то слишком сильно, он уверен в этом.

Он все еще дрожит, но уже не может признаться себе, что ему уже не холодно. Глаза его закрывались, убаюканные теплом, расходящимся в груди. Движения его пальцев замедлились, и его рука вернулась на свое место у его бока, туда, где ладонь Хикару лежала в хрупком пожатии лунного света.

Почти – почти – самовольно, его рука спугнула наглые лучи луны, его собственные пальцы скользнули между пальцами брата и наконец успокоились, нежно сплетясь с ними.

Каору, как более чуткий из них, должен был бы поразмыслить над этим, но он уже спал.

-

Голубой луной называется время, когда полнолуние наступает второй раз за месяц. Это редкое явление в годовом цикле, отсюда пошла фраза «Однажды под голубой луной». Как ни странно, это Харухи вынесла предложение, чтобы Клуб Свиданий устроил что-нибудь, чтобы отметить это событие.

Ну, фактически, она всего лишь упомянула, о том, что это отмечено в ее настенном календаре и о том, что это редкое явление. Но факты не имели ни малейшего значения для близнецов, занятых своей любимой игрушкой, вместе, как и полагается хорошим братьям.

В резком, слепящем свете дня, Хикару не мог понять, что такого манящего в игре света на светлой коже шеи Харухи, но это не останавливало его от того, чтобы игриво тереться о ее основание. Так же, Каору не мог понять, чем его так занимают тонкие, изящные пальцы Харухи, но все равно взял ее руку в свои и играл с ними. Милорд избавил их от необходимости разбираться с этими странными, неопределенными еще вопросами, выдав возмущенную тираду. Не просто же так он был королем.

Так или иначе, как бы это ни случилось, комментарий Харухи стал первым камешком в обвале, который привел к обсуждению, вылившемуся в планирование.

К тому времени, как утихла творческая суматоха, Клуб Свиданий уже организовал «Прогулку в Свете Голубой Луны». Это было из ряда вон выходящее собрание, на территории школы, ночью.

Главная площадка была со знанием дела освещена фонариками и горящими свечами - на ней девушки могли общаться, слушать тихую музыку, перекусывать сладостями или наслаждаться пейзажем, ожидая, когда подойдет их очередь совершить романтическую прогулку по парку с их любимым хостом под серебряными лучами полной луны.

Тамаки, Харухи и Мори были сейчас популярнее прочих – их типажи лучше соответствовали мирной и таинственной атмосфере этого вечера. Хани сидел за одним из столиков, болтая короткими ножками и поглощая сладости. Кейя сохранял романтический и загадочный вид, сосредоточенно щелкал калькулятором и, незаметно ухмыляясь, подсчитывал прибыль от нынешнего вечера. Хикару и Каору пылко обнимались и изливали друг на друга потоки сладкой чепухи под хор взвизгов и хихиканий.

Широко раскрытое, сияющее око луны наблюдало за происходящим внизу своим пронизывающим взглядом, но ореола искусственного света, окружающий главную площадку было достаточно, чтобы удерживать его преображающую силу в узде. Был обычный день Клуба Свиданий, хотя по времени и была ночь.

Было, правда, и одно неожиданное происшествие. Кто-то пожелал прогуляться с Каору. Только с Каору.

Когда Кейя объявил им это, они напряглись на мгновение, глаза встретились на долю секунды. Мысли метались между ними, хотя ни у одного, ни у другого не было времени, чтобы присмотреться хоть к одной. Одно было совершенно ясно. Это был первый раз, когда кто-то захотел пообщаться только с одним из них.

Как хосты, близнецы Хитачиин предлагали «братскую любовь». Это был их конек, и они всегда были востребованы «комплектом». Все знали это, хотя никто не говорил об этом вслух. Кто-то нарушил это неписанное правило и пытался разделить блиннецов на двух разных людей. Это была их неизведанная земля, место, куда Харухи позволила им заглянуть, но которое осталось диким и неизученным.

Раньше, когда кто-то из девушек признавался одному из них в любви, они доводили ее до слез, заставляя расплачиваться за то, что она возомнила себя способной вторгнуться в их мир. Но в этот раз все было иначе. Это не настоящая жизнь, это Клуб Свиданий. В первый раз то, что они доведут девчонку до слез, будет иметь последствия.

Каору отошел от своего брата и предложил руку клиентке, какой-то девушке из первого «Б» класса. Хикару смотрел, беспомощно, как утопающий, как его брат выводит девушку из мягкого сияния свечей на дорожку, залитую светом луны. Он смотрел, как они мило разговаривают, удаляясь от него все больше.

Хикару знал, этот силуэт парочки на самом деле его брат и какая-то безликая девчонка, имя которой они не вспомнят к утру. Но в лунном свете, в клубящейся по углам тьме, расчерченной серебром, он видел парочку, заворачивающую за угол и исчезающую в каком-то укромном уголке.

Он знал лучше.

Но лунный свет говорил совсем другое. Лунный свет шептал ему, что он должен беспокоиться. Лунный свет шептал ему, что он должен подозревать. Лунный свет шептал о том, что он хочет оказаться на месте одного из этих силуэтов во тьме. Хикару мог бы захотеть спросить у лунного света, что тот ему внушает, но лунный свет не смог бы ему ответить, даже если бы захотел, Хикару на самом деле не слышит этих шепотков, и все равно не может ничего им возразить.

И лунный увлекает его из круга теплого света. Хикару не ревнует к этой безымянной, безликой девчонке.

И просто чтобы доказать себе это, когда Каору и его клиентка наконец скрываются за поворотом, Хикару следует за ними.

-

«Мне жаль, принцесса», говорит Каору тихо.

Они остановились перед мраморной беседкой в глубине сада, чтобы передохнуть, и она подошла ближе к нему, прижимаясь к нему всем телом, лунный свет вспыхивает в ее волосах, оставляя лицо скрытым в тени. Плавные изгибы ее тела нежно прижимаются к его телу, но…

Это просто не правильно. Это чуждо и неуютно. Ему холодно рядом с ней, и раз в жизни ему не нужно себя в этом убеждать. Она напрягается и отстраняется при этих его словах.

«Мне жаль», повторяет он, и ему действительно жаль.

Ему действительно жаль, потому что иначе это значило бы, что он хочет чего-то другого, чего-то, чего, он уверен, он никогда не сможет получить, чего-то, о стремлении к чему он пожалеет. Чувствовать себя виноватым гораздо менее опасно и болезненно.

Она склоняет голову. «Все в порядке», заверяет она его со смирением в голосе. «Я понимаю. Я вижу, как вы смотрите друг на друга. Никто не может занять его место, но я должна была попытаться».

Каору быстро поднимает взгляд. Он пытается спросить, что она имела в виду, кого она имела в виду, но она просто понимающе улыбается ему, и он чувствует себя немного глупо, глядя, как она проходит мимо него и скрывается из вида, возвращаясь на главную площадку, словно он уже должен знать ответ. Он остается один в темноте, в прямом и переносном смысле.

Ошарашенный, он садится в беседке, опираясь локтями на стол и устраивая голову в ладонях. Он совершенно не удивляется. Когда Хикару садится рядом с ним мгновением позже.

«Хикару?»

«Да?»

«Я в растерянности», сообщает Каору, хотя это не так, потому что после холода, который он ощущал, когда к нему прижималась та девушка, тело Хикару рядом с ним кажется потрясающе теплым.

«Я тоже», врет Хикару, просто чтобы доказать себе, что он еще способен на это.

В беседке было очень темно, но несколько тоненьких лучей лунного света ухитрились просочиться сквозь толстый растительный полог, так что эти двое, братья близнецы, которые не могли быть ничем большим в резком, осуждающем свете дня, были только парой серых теней в темноте.

И хотя Каору не мог видеть рук Хикару, он все же смог переплести свои пальцы с его.

И хотя Хикару не мог видеть кожи Каору, она была все такой же мягкой, когда он поднес из соединенные руки к губам.

И как-то они ухитрились найти друг друга в бледном сиянии голубой луны, пододвигаясь ближе, и Каору чувствовал дыхание Хикару на своем лице, первое из многих прикосновений, которые ему больше не нужно будет придумывать, и Хикару чувствовал нежную мягкость губ Каору.

Поднимется солнце, и им снова придется ослепнуть, спотыкаясь под пронзительным взглядом Внешнего мира, находя путь ощупью и надеясь, что не упадут в дороге.

Но когда слепящий свет дня исчезает в мягком, ровном свете луны, они, наконец, видят то единственное, что имеет значение, и всегда могут найти друг друга еще раз.

В лунном свете все становится мягче и четче одновременно. Когда тени становятся длиннее и глубже, незначительные детали исчезают во мраке, оставляя на виду лишь обнаженный костяк. В лунном свете проявляется истинная суть вещей.